Маврин С.П. Решения Европейского суда по правам человека в правовой системе России // Журнал конституционного правосудия. 2015. N 6. С. 1 - 6.
Маврин Сергей Петрович, заместитель Председателя Конституционного Суда Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор.
Статья посвящена проблеме соотношения решений наднациональных судебных органов с решениями национальных российских судебных органов. Автор анализирует практику ряда европейских органов конституционного контроля, рассматривавших сходный вопрос, применительно к собственной национальной правовой системе. Излагаются правовые позиции, выработанные Конституционным Судом Российской Федерации в Постановлении от 14 июля 2015 г. N 21-П, в том числе в части применения механизма преодоления неконституционности истолкований положений Европейской конвенции решениями ЕСПЧ в части предлагаемых ими мер по устранению нарушений ЕКПЧ.
Ключевые слова: Конституционный Суд Российской Федерации, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, Европейский суд по правам человека.
The decisions of the European Court of Human Rights in the legal system of Russia
S.P. Mavrin
Mavrin Sergey Petrovich, Deputy President of the Constitutional Court of the Russian Federation, Honoured Scientist of the Russian Federation, Honoured Lawyer of the Russian Federation, Doctor of Law, Professor.
The article deals with the relation of supranational judicial decisions with the decisions of the Russian judiciary. The author analyzes the practices of a number of European constitutional control bodies which considered a similar notion in relation to their national legal systems. The article discoveres the legal position, worked out by the Constitutional Court in its Judgment of July 14, 2015 N 21-P, including the use of the mechanism to overcome unconstitutional interpretations of the European Convention provisions in the decisions of the ECHR with regard to their proposed measures to eliminate violations of the ECHR.
Key words: Constitutional Court of the Russian Federation, European Convention for the Protection of Human Rights and Fundamental Freedoms, the European Court of Human Rights.
Общее напряжение, которое возникло в последнее время в международных отношениях вокруг России в связи с применением к ней разного рода организационных, политических и экономических санкций, к сожалению, было недавно дополнено и рядом негативных для нее юрисдикционных решений наднациональных судебных и квазисудебных органов. Естественным последствием такого рода решений стало оживление в нашей стране интереса самых различных персон, органов и организаций к проблеме соотношения данных решений с решениями национальных российских судебных органов, что, в частности, нашло свое отражение в поданном в июне 2015 г. в Конституционный Суд Российской Федерации запросе 93 депутатов Государственной Думы относительно соответствия Конституции Российской Федерации положений ст. 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", а также ряда положений процессуальных кодексов Российской Федерации, предусматривающих возможность пересмотра конкретных дел заявителей ввиду новых обстоятельств, в качестве каковых эти процессуальные нормы называют окончательные постановления Европейского суда по правам человека <1>.
--------------------------------
<1> Далее - ЕСПЧ.
В связи с этим следует заметить, что тот негативный фон, который сложился в международных отношениях применительно к Российской Федерации, вовсе не представляет собой обязательное условие для самой постановки данного вопроса, поскольку он в принципе не является чисто российским и не порожден, несмотря на то что может быть кому-то и хотелось бы такое предположить, исключительно желанием России достойно ответить на принятые в отношении ее негативные меры.
В действительности же попытки постановки и решения данного вопроса неоднократно предпринимались в других странах уже неоднократно, причем в тот момент, когда они находились во вполне благоприятной для них международно-правовой среде. На этот счет можно привести ряд конкретных примеров, и первым среди них следует назвать вынесенное 14 октября 2004 г. решение Федерального конституционного суда Германии по делу Гергюлю (2 BvR 1481/04 (BVerfGE 111, 307)) <2>.
--------------------------------
<2> URL: htth://www.bundesverfassungsgericht.de/SharedDocs/Entscheidungen/DE/204/10/rs20041014_2bvr148104.html.
Не повторяя фабулу этого дела, не имеющую в данном контексте самостоятельного значения, воспроизведем лишь содержащуюся в нем принципиальную правовую позицию Федерального конституционного суда Германии, согласно которой "основной закон имеет целью интеграцию Германии в правовое сообщество мирных свободных государств, но он не предусматривает отказа от суверенитета, закрепленного, прежде всего, в германской Конституции. Следовательно, не противоречит цели приверженности международному праву, если законодатель, в порядке исключения, не соблюдает право международных договоров при условии, что это является единственно возможным способом избежать нарушения основополагающих конституционных принципов".
Весьма интересна в рассматриваемом нами аспекте также и правоприменительная практика Великобритании, для правовой системы которой решения ЕСПЧ в принципе не являются безусловно обязательными, поскольку они должны лишь учитываться или приниматься во внимание при разрешении дел "домашними" судами <3>. И именно на этой принципиальной основе было разрешено Верховным Судом Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии дело по жалобам Честера и МакГеоха, Постановление по которому вступило в противоречие с ранее рассмотренным ЕСПЧ делом Херста. Жалоба по этому делу была подана в органы британского правосудия в 2001 г. Тогда Джон Херст, отбывавший срок за убийство, обратился в Верховный суд в надежде добиться права голосовать на выборах. Его иск был отклонен, и Херст пожаловался в ЕСПЧ, который в 2005 г. постановил, что отсутствие избирательного права у заключенных противоречит Конвенции. Кроме того, Страсбургский суд еще и обязал парламент страны адаптировать британское законодательство к выводам своего решения, что вызвало крайне противоречивую реакцию в Британии. Однако Верховный суд Соединенного Королевства, вынесший 16 октября 2013 г. постановление по аналогичным жалобам Честера и МакГеоха ([2013] URSC 63) <4>, отказал им в предоставлении избирательных прав и тем самым не принял во внимание требования, вытекавшие для Великобритании из Постановления ЕСПЧ по делу Херста.
--------------------------------
<3> The Human Rights Act 1998 (ch. 42). URL: http//www.legislation.gov.uk/ukpga/1998/42/pdfs/ukpga_19980042_tn.pdf.
<4> URL: http://www.supermecourt.uk/decided-cases/UKSC_2012_0151_Judgment.pdf, http://www.bailii.org/uk/cases/UKSC/2013/63.html.
Не менее характерные примеры отказа от автоматического исполнения решений ЕСПЧ, равно как и других международных органов, являющихся частью тех или иных контрольных механизмов исполнения международных договоров, предоставляет и практика Конституционного суда Италии, который неоднократно заявлял (см. Постановления 2012 г. N 264, 2011 г. N 236, 113 и 1, 2010 г. N 93, 2009 г. N 311 и 239, 2008 г. N 39, 2007 г. N 349 и 348) о том, что национальный суд, рассматривающий законы, не может изменить свое собственное толкование какого-либо положения Европейской конвенции по защите прав человека и основных свобод <5> на толкование, примененное при рассмотрении конкретного дела Страсбургским судом, и тем самым выйти за рамки своей компетенции в нарушение определенного обязательства, принятого Итальянским государством путем подписания Конвенции без заявления оговорок, он, тем не менее, обязан оценить, как и в какой мере применение Конвенции Европейским судом может быть интегрировано в итальянский конституционный порядок. Норма ЕКПЧ в тот момент, когда она включается в содержание части первой ст. 117 Конституции как встраиваемая норма, становится предметом уравновешивания интересов путем обычных процедур, которые Конституционный Суд обязан выполнять во всех разбирательствах. При этом в отличие от ЕСПЧ Конституционный Суд осуществляет системную, а не частную оценку ценностей, связанных с нормой, ставшей предметом неоднократного рассмотрения, и вследствие этого обязан обеспечивать баланс интересов лишь в рамках этой оценки, что в данном деле и является основанием для вынесения решения.
--------------------------------
<5> Далее - ЕКПЧ.
В случае же, когда намечается противоречие между внутренней нормой и нормой Европейской конвенции по правам человека, национальный общий суд должен предварительно рассмотреть применимость толкования первой в соответствии с конвенционной нормой, пользуясь всеми обычными средствами юридической герменевтики. Если это рассмотрение дает негативный результат и противоречие не может быть разрешено путем толкования, то, будучи не в состоянии ни отказаться от применения внутренней нормы, ни примерить ее ввиду ее противоречия Европейской конвенции, в том толковании, какое ей дано Страсбургским судом, а значит - и противоречия Конституции, общий суд должен объявить о явной несовместимости нормы и обратиться в Конституционный Суд с вопросом о ее конституционности <6>.
--------------------------------
<6> URL: http://www.cortecostituzionale.it/actionPronuncia.do?anno=2012&numero=264.
Сходное решение Конституционный суд Италии принял и 22 октября 2014 г. в отношении решений Международного суда ООН по запросу трибунала Флоренции относительно конституционности Закона о ратификации Конвенции ООН "О юрисдикционных иммунитетах государств" <7>. В этом решении Конституционный Суд признал ст. 3 данного ратификационного Закона неконституционной и среди мотивов такого решения, в частности, указал на то, что согласно Конституции Республики Конституционный суд является единственным судом, полномочным осуществлять контроль конституционности любой законодательной нормы, в том числе на предмет ее соответствия фундаментальным правам человека, в том числе и любого национального закона, проистекающего из нормы международного права, независимо от природы этой нормы: обычной или договорной; фундаментальные принципы итальянского конституционного порядка и неотчуждаемые права человека составляют "ограничение для имплементации обычных норм международного права в том случае, если такие нормы приводят к нарушению указанных выше принципов" <8>.
--------------------------------
<7> На данный момент Конвенция не вступила в силу.
<8> См. мотивацию Суда на русском языке: КС Италии и три американских студента против Международного суда ООН. URL: http://zakon.ru/blog/2014/12/18/ks_italii_i_tri_amerikanskix_studenta_protiv_mezhdunarodnogo_suda_oon.
Наконец, можно привести и еще один такого рода пример из правоприменительной практики Конституционного суда Австрийской Республики, который, признавая значимость как самих положений названной Конвенции, так и их истолкования Европейским судом по правам человека, тем не менее отметил невозможность применения конвенционных положений в истолковании, противоречащем нормам национального конституционного права (Постановление от 14 октября 1987 г. по делу N B267/86) <9>.
--------------------------------
<9> URL: http://www.ris.bka.gv.at/Dokumente/Vfgh/JFR_10128986_86G00181_01/JFR_10128986_86G00181_01.pdf.
Если попытаться сформулировать некий общий вывод, вытекающий из оценки содержания всех этих позиций высших судебных органов различных стран, то в качестве такового можно воспользоваться весьма удачным, на мой взгляд, высказыванием В.Д. Зорькина - Председателя Конституционного Суда Российской Федерации, который совершенно верно заметил, "что России, равно как и другим странам, надо опираться в своих дальнейших действиях именно на германский прецедент. И потому, что он конструктивен, поскольку опирается на конституционный принцип государственного суверенитета и принцип верховенства Конституции в системе нормативных правовых актов государства, и потому, что никто никогда не посмеет назвать решение германского Конституционного суда - одного из самых авторитетных и гибких конституционных судов в мире - оголтелым, экстремистским, архаичным, реакционным и так далее" <10>.
--------------------------------
<10> Зорькин В.Д. Предел уступчивости // Российская газета. 2010. 29 октября. С. 11.
В связи с этим нужно сказать, что Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях, касающихся данной проблематики, занимает если и не идентичную, то во многом сходную позицию как с Федеральным конституционным судом Германии, так и с другими высшими судами упомянутых европейских стран. При этом в качестве первичной основы для формулирования своих правовых позиций он берет идею об обязательности исполнения решений ЕСПЧ, фиксирующих нарушение Европейской конвенции в конкретном деле заявителя. В силу этого, как отметил Конституционный Суд РФ в своем Постановлении от 26 февраля 2010 г. N 4-П <11>, наличие в правовой системе государства процедур пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений, в связи с вынесением которых были констатированы нарушения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, выступает в качестве обязательной меры, осуществление которой в целях реализации предписаний данной Конвенции вытекает из ее ст. 46 во взаимосвязи со ст. ст. 19, 46 и 118 Конституции Российской Федерации, а следовательно, требует законодательного закрепления механизма исполнения окончательных постановлений Европейского суда по правам человека. В свою очередь, наличие в правовой системе страны такого рода механизма позволяет обеспечить адекватное восстановление прав, нарушение которых выявлено Европейским судом по правам человека. Соответственно, именно на федерального законодателя возлагается обязанность гарантировать возможность пересмотра вступивших в законную силу судебных постановлений в случаях установления Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод при рассмотрении судом общей юрисдикции конкретного дела, в связи с принятием решения по которому заявитель обращался в Европейский суд по правам человека.
--------------------------------
<11> По делу о проверке конституционности части второй статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с жалобами А.А. Дорошка, А.Е. Кота и Е.Ю. Федоровой // Конституционный Суд Российской Федерации. Постановления. Определения. 2010 / Сост. и отв. ред. О.С. Хохрякова. М., 2011. С. 68 - 83.
Опираясь на данную правовую позицию, Конституционный Суд Российской Федерации в своем следующем Постановлении по этой проблеме, вызванной проверкой конституционности п. 4 ч. 4 ст. 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации во взаимосвязи с ч. ч. 1 и 4 ст. 11, признал их не противоречащими Конституции Российской Федерации, поскольку по своему конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования эти законоположения не препятствуют суду общей юрисдикции начать по заявлению гражданина, жалоба которого в Конституционный Суд Российской Федерации на нарушение его конституционных прав и свобод ранее была признана не отвечающей критерию допустимости, производство по пересмотру по новым обстоятельствам вступившего в законную силу судебного постановления в связи с установлением Европейским судом по правам человека нарушения положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод в отношении данного гражданина при рассмотрении судом общей юрисдикции соответствующего гражданского дела (Постановление от 6 декабря 2013 г. N 27-П <12>). Вместе с тем в этом новом Постановлении Конституционный Суд пошел и несколько дальше, сформулировав еще одну правовую позицию, согласно которой в том случае, когда суд общей юрисдикции придет к выводу о невозможности исполнения постановления Европейского суда по правам человека без признания не соответствующими Конституции Российской Федерации законоположений, относительно которых ранее Конституционный Суд Российской Федерации уже констатировал отсутствие нарушения ими конституционных прав заявителя в конкретном деле, он правомочен приостановить производство и обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с запросом о проверке конституционности этих законоположений.
--------------------------------
<12> По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда // Конституционный Суд Российской Федерации. Постановления. Определения. 2010 / Сост. и отв. ред. О.С. Хохрякова. М., 2013. С. 493 - 502.
Необходимость обращения суда общей юрисдикции в этой ситуации в Конституционный Суд РФ с соответствующим запросом объясняется тем, что вынесение им решения по результатам рассмотрения заявления о пересмотре вступившего в законную силу судебного постановления в порядке п. 4 ч. 4 ст. 392 ГПК РФ без такого предварительного обращения в Конституционный Суд Российской Федерации означало бы допустимость возникновения в практике судов общей юрисдикции возможности различной оценки конституционности одних и тех же законоположений и тем самым порождало бы не только нарушение требований Конституции Российской Федерации, в том числе ее ст. ст. 3, 4, 15 и 76, но и ставило бы под сомнение верховенство самой Конституции Российской Федерации, обладающей в правовой системе Российской Федерации высшей юридической силой по отношению к любым правовым актам, действующим на территории Российской Федерации.
Таким образом, выявление в ходе разрешения конкретных дел в судах общей юрисдикции вступающих в противоречие с российской Конституцией конкретных положений, содержащихся в решениях ЕСПЧ, и блокирование возможности их исполнения на территории России является в предложенном Конституционным Судом РФ правовом механизме совокупным результатом его взаимодействия с судами общей юрисдикции, правомочными поставить перед ним вопрос о конституционности предписанного Европейским судом способа преодоления возникшего, по мнению этого суда, нарушения Россией Европейской конвенции и возникшей отсюда обязанности Конституционного Суда РФ осуществить оценку конституционности предложенного способа реализации соответствующего решения ЕСПЧ.
Совершенно очевидно, что приведенные правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации были сформулированы им в рамках конкретного нормоконтроля и потому касались только порядка пересмотра по вновь открывшимся или новым обстоятельствам судебных постановлений, вступивших в законную силу, в рамках гражданского судопроизводства, однако вследствие их универсальности они, конечно, подлежат распространению и на все другие виды судопроизводства, причем осуществляемого не только судами общей юрисдикции, но и арбитражными судами.
В порядке реализации указанного Постановления федеральный законодатель дополнил ст. 101 Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" частью второй, в соответствии с которой суд при пересмотре в случаях, установленных процессуальным законодательством, дела в связи с принятием межгосударственным органом по защите прав и свобод человека решения, в котором констатируется нарушение в Российской Федерации прав и свобод человека при применении закона либо отдельных его положений, придя к выводу, что вопрос о возможности применения соответствующего закона может быть решен только после подтверждения его соответствия Конституции Российской Федерации, обращается с запросом в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности этого закона <13>.
--------------------------------
<13> Введена Федеральным конституционным законом от 4 июня 2014 г. N 9-ФКЗ // СЗ РФ. 2014. N 23. Ст. 2922.
Дальнейшее дополнение и развитие приведенные выше правовые позиции Конституционного Суда Российской Федерации нашли в его Постановлении от 14 июля 2015 г. N 21-П <14>, в котором Суд признал не противоречащими Конституции Российской Федерации взаимосвязанные положения различных законов, по которым у 93 депутатов Государственной Думы возникли сомнения относительно их конституционности, в связи с чем они и обратились с запросом в данный Суд. Такой вывод Конституционный Суд РФ обосновал, во-первых, тем, что данные положения по их конституционно-правовому смыслу в системе действующего правового регулирования обеспечивают нормативную правовую основу функционирования Конвенции о защите прав человека и основных свобод как многостороннего международного договора Российской Федерации в качестве составной части ее правовой системы и исполнения принимаемых на ее основе постановлений Европейского суда по правам человека, действующего в качестве субсидиарного межгосударственного судебного органа по конкретным делам в случаях, если исчерпаны все имеющиеся внутригосударственные средства судебной защиты, и, во-вторых, тем, что они предполагают возможность обращения в Конституционный Суд РФ для решения вопроса об исполнимости противоречащего Конституции РФ постановления ЕСПЧ не только судов, рассматривающих конкретные дела, но и государственных органов, на которые возложена обязанность принимать меры, направленные на обеспечение выполнения международных договоров Российской Федерации, вне связи с каким-либо судебным делом.
--------------------------------
<14> По делу о проверке конституционности положений статьи 1 Федерального закона "О ратификации Конвенции и защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней", пунктов 1 и 2 статьи 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации", частей первой и четвертой статьи 11, пункта 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 13, пункта 4 части 3 статьи 311 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации, частей 1 и 4 статьи 15, пункта 4 части 1 статьи 350 Кодекса административного судопроизводства Российской Федерации и пункта 2 части четвертой статьи 413 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом депутатов Государственной Думы. URL: www.ksrf.ru.
Действующим законодательством обязанность по исполнению международных договоров, участником которых является Российская Федерация, возложена, как известно, на Президента и Правительство Российской Федерации (п. 1 ст. 32 Федерального закона "О международных договорах Российской Федерации" <15>), поэтому именно они и правомочны в настоящее время обращаться в Конституционный Суд РФ с соответствующим запросом в случае, когда придут к выводу о невозможности исполнить вынесенное по жалобе против России постановление ЕСПЧ вследствие того, что оно в части необходимости принятия Российской Федерацией конкретных мер индивидуального или общего характера основано на таком истолковании Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которое расходится с положениями Конституции РФ. Поскольку же на сегодняшний день нет какой-либо специальной процедуры для такого рода обращения и его разрешения в Конституционном Суде РФ, именно Президент или Правительство РФ вправе воспользоваться в этой ситуации своим уже имеющимся у них в соответствии с ч. 5 ст. 125 Конституции РФ правомочием запросить Конституционный Суд дать толкование норм Конституции.
--------------------------------
<15> СЗ РФ. 1995. N 29. Ст. 2757.
В свою очередь, если Конституционный Суд Российской Федерации в ходе рассмотрения такого запроса также придет к выводу о том, что постановление Европейского суда по правам человека основано на таком истолковании Конвенции о защите прав человека и основных свобод, которое противоречит Конституции Российской Федерации, и потому не может быть исполнено, оно должно быть признано Конституционным Судом РФ не подлежащим исполнению в рамках российской правовой системы.
Данный механизм преодоления неконституционности истолкований положений Европейской конвенции решениями ЕСПЧ в части предлагаемых ими мер по устранению нарушений ЕКПЧ может быть как постоянно действующим, так и временным, потому что федеральный законодатель вправе на основе учета правовых позиций Конституционного Суда Российской Федерации, выраженных в данном постановлении, создать либо не создавать какой-нибудь специальный правовой механизм разрешения вопроса о возможности или невозможности с точки зрения принципа высшей юридической силы Конституции Российской Федерации исполнения вынесенных по жалобам против Российской Федерации окончательных постановлений Европейского суда по правам человека в части реализации предписываемых ими конкретных мер индивидуального или общего характера. Однако при принятии на этот счет положительного решения создание данного специализированного правового механизма разрешения такого рода в любом случае не должно противоречить юридической природе Конституционного Суда Российской Федерации и его предназначению как высшему судебному органу конституционного контроля.
Возможности Конституционного Суда РФ по разрешению вопросов о конституционности предлагаемых ЕСПЧ конкретных мер индивидуального или общего характера по преодолению возникшего, по его мнению, нарушения положений Европейской конвенции, как по запросам судов, так и по запросам Президента или Правительства РФ, проистекают, как уже отмечалось, из признания обладания Конституцией Российской Федерации высшей юридической силой на всей территории нашей страны. Эта высшая юридическая сила Конституции РФ реализуется, естественно, в пределах правовой системы России, в которую включаются в качестве ее составных частей, помимо законов и различных иных нормативных правовых актов Российской Федерации и ее субъектов, общепризнанные принципы и нормы международного права, а также ратифицированные международные договоры Российской Федерации, к числу которых, конечно, относятся и Конвенция по защите прав человека и основных свобод и интерпретирующие ее положения решения ЕСПЧ. Но коль скоро высшая юридическая сила Конституции РФ распространяется на российскую правовую систему в целом, то она должна распространяться и на каждую из ее составных частей, в том числе представленных оказавшимися в ней в качестве таковых всех международных договоров Российской Федерации, не исключая, несомненно, и Конвенцию по защите прав и свобод человека и основанные на ней решения Европейского суда по правам человека.
Этот тезис, на мой взгляд, вполне логично вытекающий из анализа ст. 15 Конституции РФ, тем не менее находит своих оппонентов, которые говорят о том, что международные договоры Российской Федерации имеют в российской правовой системе приоритетный характер, поскольку в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ сказано, что если каким-либо международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.
Отсюда, по их мнению, следует и другой вывод, согласно которому указанные правила международного договора имеют приоритет и над Конституцией РФ, что означает невозможность неисполнения Россией положений как самих международных договоров, так и основанных на них решений контролирующих соблюдение этих договоров межгосударственных органов, включая международные судебные органы, ввиду признания данных решений неконституционными, в том числе Конституционным Судом РФ. В практическом плане данное умозаключение в первую очередь касается, естественно, положений Конвенции по защите прав человека и основных свобод и основанных на них постановлений Европейского суда по правам человека.
Нетрудно заметить, что такой ход рассуждений находится в противоречии с изложенными выше позициями Конституционного Суда РФ, которые сами по себе представляются достаточно аргументированными, не говоря уже о том, что они обязательны к применению. Однако, кроме этого, он, на мой взгляд, к тому же не находит надлежащей опоры и в самой Конституции Российской Федерации. Во-первых, как представляется, потому, что в силу простого логического толкования ст. 15 Конституции РФ можно вполне определенно уяснить соподчиненность ее первой и всех последующих частей. Часть 1 ст. 15 Конституции РФ в силу своего начального местоположения в данной статье должна иметь, и действительно имеет, определенно общий характер по отношению ко всем последующим ее частям, поэтому и провозглашаемая ею высшая юридическая сила Конституции РФ также приобретает в рамках российской правовой системы характер принципа общего значения, не знающего каких-либо исключений, что, кстати сказать, подтверждается и самим текстом Конституции РФ, не содержащим на этот счет никаких ясно выраженных оговорок.
На мой взгляд, это должно означать только одно: творцы Конституции РФ придали части первой ее статьи 15, безусловно, императивное значение, в силу которого провозглашаемый ею принцип высшей юридической силы Конституции РФ действует применительно к любым частям правовой системы России, упоминаемым во всех других статьях Конституции РФ, а равно и в других частях самой ст. 15, включая, конечно, и ее ч. 4. Отсюда следует, что все международные договоры Российской Федерации, являющиеся в соответствии с ч. 4 ст. 15 Конституции РФ составной частью ее правовой системы, могут действовать в этой системе также только при условии их подчинения высшей юридической силе Конституции РФ.
Однако, поскольку в силу опять-таки той же ч. 4 ст. 15 Конституции РФ международные договоры Российской Федерации имеют приоритет перед ее законами, эти договоры, равно как и интерпретирующие их положения решения компетентных межгосударственных органов, должны располагаться в российской правовой системе с точки зрения объема их юридической силы под Конституцией РФ и занимать тем самым промежуточное положение между данной Конституцией и федеральными законами РФ, поскольку именно перед ними они и имеют приоритет согласно ч. 4 ст. 15 Конституции РФ. Это обстоятельство, к слову сказать, в более выгодном свете с позиции действия норм международных договоров отличает нашу правовую систему, например, от германской, в которой такого рода источники правового регулирования, как это следует из правовой позиции Федерального конституционного суда Германии, сформулированной по уже упоминавшемуся делу Гергюлю, не имеют приоритета перед законами, а только приравниваются к ним, получая в германской правовой системе статус федерального закона. В нашей же правовой системе этим источникам правового регулирования придан все же приоритет перед федеральными законами, включая, надо полагать, и федеральные конституционные законы. Однако такой приоритет им не был придан никаким конституционным правоположением в отношении самой Конституции РФ, которая в формально юридическом смысле не относится ни к федеральным конституционным законам, ни тем более к ординарным законам.
Такое утверждение основывается в первую очередь на том, что в самом тексте Конституции РФ она формально не именуется каким-либо словосочетанием, в которое бы входило слово "закон", кстати, в отличие от прежних времен, в которые она именовалась в нашей стране Основным Законом. Но даже если бы она и была названа таковой в настоящее время, то в иерархии нормативных правовых актов, входящих в российскую правовую систему, она все равно реально оказалась бы на вершине правовой системы России, т.е. в позиции, предназначенной исключительно только для нее. Соответственно, и в этом случае абсолютно все остальные части либо элементы этой правовой системы опять-таки располагались бы в ней с точки зрения объема их юридической силы только на нижестоящих по отношению к Конституции уровнях, как это и имеет место сейчас в нашей правовой системе.
Таким образом, на сегодняшний день нет никаких конституционно-правовых оснований для вывода о том, что в российской правовой системе Конституция РФ обладает меньшей юридической силой в сравнении с международными договорами и основанными на них решениями органов межгосударственного правосудия.
Однако применительно к приведенной схеме рассуждений и следующих из нее выводов у наших оппонентов имеется еще один аргумент, основанный на положениях Венской конвенции о праве международных договоров между государствами и международными организациями или между международными организациями <16>. Этот аргумент опирается на содержание ч. 1 ст. 46 данной Конвенции, согласно которой государство не вправе ссылаться на то обстоятельство, что его согласие на обязательность для него договора было выражено в нарушение того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, как на основание недействительности его согласия. Но при этом они нередко забывают о концовке этого пункта, где сказано, что приведенное правило не действует тогда, когда данное нарушение было явным и касалось нормы его (государства) внутреннего права особо важного значения.
--------------------------------
<16> Заключена в г. Вене 21 марта 1986 г. См.: Международное публичное право. Сборник документов. 1996. Т. 1. С. 87 - 113.
Вряд ли кто-либо усомнится в том, что в Конституции РФ, как, впрочем, и в конституциях других государств, содержатся именно такого рода нормы особо важного значения, по этой причине ни сами международные договоры, ни интерпретирующие их решения компетентных межгосударственных органов не могут и не должны посягать на нормы конституции какого бы то ни было суверенного государства, включая, разумеется, и Россию.
В добавление к этому нужно вспомнить еще и о существовании части третьей в статье 46 Венской конвенции, в которой сказано, что нарушение является явным, если оно будет объективно очевидным для любого государства или любой международной организации, ведущего/ведущей себя в этом вопросе в соответствии с обычной практикой государств и, в надлежащих случаях, международных организаций и добросовестно. Плюс к тому в п. 1 ст. 31 Венской конвенции закреплено общее правило о необходимости добросовестного толкования договора в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и цели договора.
Основываясь на этих международно-правовых положениях, Конституционный Суд Российской Федерации сделал в пункте 3 мотивировочной части своего Постановления от 14 июля 2015 г. N 21-П логично проистекающий из них вывод о том, что из п. 1 ст. 46 Венской конвенции вытекает правомочие государства блокировать действие в отношении его отдельных положений международного договора, ссылаясь на то обстоятельство, что согласие на обязательность для него данного договора было выражено им в нарушение того или иного положения его внутреннего права, касающегося компетенции заключать договоры, поскольку данное нарушение было явным и касалось нормы права особо важного значения, к каковым относятся положения Конституции РФ, нарушение которых является, несомненно, явным в силу своей очевидности для любого субъекта международного права, действующего в этом вопросе добросовестно и в соответствии с обычной практикой.
Кроме того, Конституционный Суд РФ сказал в этом пункте и о том, что международный договор является для его участников обязательным только в том значении, которое может быть уяснено с помощью приведенного выше правила толкования. С этой точки зрения если Европейский суд по правам человека, толкуя в процессе рассмотрения дела какое-либо положение Конвенции о защите прав человека и основных свобод, придает используемому в нем понятию другое, нежели его обычное, значение либо осуществляет толкование вопреки объекту и целям Конвенции, то государство, в отношении которого вынесено постановление по данному делу, вправе отказаться от его исполнения, как выходящего за пределы обязательств, добровольно принятых на себя этим государством при ратификации Конвенции. Соответственно, постановление Европейского суда по правам человека не может считаться обязательным для исполнения, если в результате толкования конкретного положения Конвенции о защите прав человека и основных свобод, на котором основано данное постановление, осуществленного в нарушение общего правила толкования договоров, смысл этого положения разойдется с императивными нормами общего международного права (jus cogens), к числу которых, безусловно, относятся принцип суверенного равенства и уважения прав, присущих суверенитету, а также принцип невмешательства во внутренние дела государств.
Таким образом, решения Европейского суда по правам человека могут и должны включаться в российскую правовую систему, но действуют в ней только при соблюдении условия их подчиненности высшей юридической силе Конституции РФ, что исключает всякую возможность исполнения на территории нашей страны тех решений такого рода, которые содержат положения, противоречащие Конституции РФ и игнорирующие тем самым ее высшую юридическую силу как общеобязательный конституционный принцип.
